О`Санчес - Ремесло государя

– Да, Дигги, это ты, а это – я! Но не беспокойся, пожалуйста, я встал лагерем в пяти долгих шагах отсюда, и клянусь, что даже в помыслах не было – нарушать покой твоего дома… Я здесь для того лишь, чтобы засвидетельствовать свое глубочайшее уважение и обрести былую радость, глянув на того, с кем пройдено…

– Когги! Прекрати! Подобного количества чуши, в столь малом количестве слов, я не слышал уже лет сто… И ее извиняет лишь, что это ответная чушь, исторгнутая из вежливости, дабы хотя бы частично уравновесить мою! Я виноват, ты у меня самый желанный гость на свете, и никуда я тебя не отпущу. Но кто посмел… почему мне не доложили, – князь вновь возвысил голос и оглянулся на свиту – не оповестили, кто именно оказал мне величайшую честь и милость…

– Да – я же! Успокойся, Дигги! Вот ты всегда такой был: сперва рубить, потом опрашивать! Его Величество, дав мне поручение, прямо приказал: не оповещать никого из владетельных правителей, чьи земли доведется проезжать… Я и не оповещал. Но в твоем случае, я решил, что ничем не нарушу приказа Его Величества, коли собственной тушею навещу своего старинного друга. Может быть, это излишне тонкое толкование приказа, но… Да и я полагал, что ты догадаешься.

– И ничего не тонкое! Если понадобится, Когги, я встану рядом и, как и встарь, вместе примем на свои головы гнев Его Величества!

– Это лишнее. Государь догадлив и милостив, хотя об этом позже… Но – командуй, говори, я у тебя в гостях, а не ты у меня… Стой, погоди немного, Дигги, позволь уж до конца повиниться пред тобою…

– Опять начинаешь…

– Нет, постой. Дело в том, что не далее, как нынче утром, на рассвете, я позволил себе самоуправство в твоих владениях: изловил и приказал казнить с десяток молодцов твоего удела. Негодяи пытались поживиться нашими лошадьми…

Князь Та Микол шевельнул правым усом и рассмеялся, помедлив самую малость.

– Туда им и дорога. Ты ничего не нарушил, ничем меня не обидел, ибо по ним давно Матушка-Земля плакала, не далее, чем через двое суток я сам изловил бы тех поганцев. Так что ты, как и всегда, помог мне, попутно избавив от мелких хлопот.

– Но, Дигги, не сомневайся, я их просто вздернул, на колья не сажал, то есть, местных удельных обычаев ничем не порушил! Так что они теперь обсыхают на солнышке, для других разбойников отгоняющий запах дают. Можешь принять по счету.

– А я и не сомневался. Равно как и в том, Когги, что все местные обычаи… и прочее, до самых мелких тонкостей – тебе хорошо знакомо… по рассказам и донесениям. Но это не упрек, а простое знание жизни. И все же, разреши представить тебе немедленно кое-кого… прежде чем я лично расположу вас на постой. Когги, мне просто не терпится!

– Изволь!

– Мой старший сын и наследник дома моего, князь Дамори!

– Похмельные боги! Да он вылитый отец! Встреться он мне первым, так я подумал бы, что ты, Дигги, обрел вечную молодость! Ух, хорош!

Князь Та Микол польщено улыбнулся.

– Неплох, врать не буду. Умен, разворотлив. Характер пока мягковат. Думаю послать его, наконец, в действующие войска, на закалку, как у нас в гвардии говорят… Ибо отныне есть у меня, в поддержку роду князей Та Микол, еще один сын, радость наша великая и… – Князь хотел сказать: «и нежданная», да вовремя запнулся, поняв, что язык его, больше привыкший к приказам и разносам, готов ляпнуть что-то не то. – Младший сын – Докари!

– А этого-то молодца я как раз знаю! Ловкий малый: едва появился при дворе, как уже снискал благосклонность государя! Но и то сказать – на танцевальном паркете да по передним дворцовым не крутится, весь в делах и разъездах! Вместе со своим неразлучным чудищем клыкастым. Он еще при нем?.. – Лин осмелился кивнуть, но счастливый отец даже не одернул его за эту вольность. – Воина видать по всем признакам. Что же он тебе, кстати говоря, не рассказал о моем походе в ваши края?

Князь Та Микол царапнул взглядом старого друга, и Когори Тумару внутренне подобрался: да, никогда нельзя забывать – с кем имеешь дело… Хоть лопни, а теперь никогда и нипочем ему не понять, не дознаться: то ли младший Та Микол способен хранить тайну даже перед родным отцом, то ли старый цераптор играет свою роль так, что никаким опытом, никакой магией…

– Я смотрю, вы в дороге не скучали, судя по отметинам – повоевать успели?

– А? Не-ет… Давеча был запасец по времени – имперские леса почистили малость от разбойников, да помогли некоему посольскому каравану добраться до безопасных мест. А так – нет. Это сотский моих черных рубашек, на которого ты показал, Цаги Крикун, с лошади случайно свалился, понимаешь, да и попал лицом под копыто…

– Ее светлость, княгиня Ореми!

Главный дворецкий замка стоял тут же, за спиною князя, поэтому о княгине Та Микол доложил ее личный мажордом.

Княгиня, по-юному стройная и стремительная, вошла через северные двери, за нею только паж и старшая фрейлина ее маленького двора. Прекрасное лицо княгини, по обычаю высшего света прежних лет, было безмятежно, казалось, никакое чувство неспособно разрушить неподвижную красоту этих черт, однако ощущение это было глубоко ошибочном: княгиня умела чувствовать, и знала, что такое бури страстей. Внешне – да, неприлично показывать посторонним чувства свои… Но – внезапное нашествие, посланцы самого императора, грозный муж, чей разъяренный рык она услышала еще в своих покоях… Если она не способна воспрепятствовать бедам и ураганам, переполняющим этот грубый и жестокий мир мужчин, то, по крайней мере, она будет присутствовать… Этикет не запрещает этого, а сердце приказывает быть – ведь здесь ее сыновья…

– О, моя княгинюшка. Вот уж вовремя! Позволь представить тебе… Впрочем, вы и так… Ты только посмотри, дорогая: узнаешь, кто оказал нам честь?

– Рыцарь Когори Тумару, соратник и слуга Его Величества императора, честнейший дворянин на свете, воин из воинов, старинный друг моего мужа! Сударь, большей радости я не могла ожидать от нынешнего дня! – с этими словами княгиня осела в глубоком поклоне, ее лицо тронула легчайшая улыбка, и улыбка эта была искренней, счастливой: не будет бед и лязга оружия, все мирно и хорошо.

Когори Тумару попытался сдвинуть потеснее свои толстые, широко расставленные ноги, и со всего маху грянулся на одно колено; полетели каменные брызги, ибо он был хотя и без кольчуги, но в обязательных, по походу, стальных наколенниках. «О, мой пол, моя мозаика» – охнула про себя княгиня, однако взгляд ее продолжал излучать несказанную теплоту и ничем не замутненную радость.

– Ваша светлость, сударыня! – звонким молодым басом взревел коленопреклоненный герцог. – Сбылась одна из сладчайших мечт моих: вновь воочию увидеть ту, которая красотою своей способна затмить блеск звезд, свет луны, солнечное сияние, и даже очарование бессмертных богинь! И лишь одна из женщин земных способна вызывать у меня восхищение не меньшее: это моя супруга. Все остальные же…